Новый большой том Вячеслава Огрызко «Писательское начальство: Судьбы и книги» (М.: Литературная Россия, 2022. 544 с., тираж 500 экз.) едва успели зарегистрировать в нашем библиотечном фонде, как он уже стал нарасхват; и то ли ещё будет. Это объяснимо: литературовед, публицист, критик, историк литературы, в прошлом многолетний главный редактор авторитетного еженедельника «Литературная Россия» Вячеслав Огрызко от книги к книге создаёт летопись литературной жизни Советского Союза. В 2021-м его сняли с должности главреда «Литературной России» и среди прочих обвинений на процессе фигурировало такое: «…Нарушал в газете тайну личной переписки, которую без купюр публиковал по материалам собраний РГАЛИ, Института литературы и других учреждений».

Между прочим, странное обвинение: ведь он же «историк литературы»! Вдобавок письма и рукописи из РГАЛИ историк этот не воровал, но совершенно официально, законно и корректно использовал с указанием всех регистрационных данных. Вот и в этой книге, потребовавшей, похоже, невероятных труда с усидчивостью, – сотни и сотни неопубликованных доселе цитат из писем, дневников, мемуаров, стенограмм. Всё это добросовестно, остроумно и поучительно откомментировано. Книга может служить отличным дополнением к недавно отрецензированному в «Конволюте» томику от издательства «НЛО» «Сталинская премия по литературе». Впрочем, у Вячеслава Огрызко и временной отрезок гораздо шире, и высокомерной предубеждённости в отношении советской литературы фактически нет, да и принцип изложения материала совершенно иной: эта книга содержит очерки о жизненном и творческом пути 34-х литераторов, успевших поработать не только на творческом, но ещё и на административном поприще – в качестве главредов, чиновников, тех или иных «председателей»:

Эй, дружочки-милёночки,

Ветерок в голове!

В секретарской дублёночке

Я иду по Москве.

И почёта, и премий

Я достиг невзначай.

Меня в Кремль самый Первый

Приглашает на чай…

О Всеволоде Иванове

Тема «писатель и жизнь» тесно переплетается здесь с мотивом «писатель и власть». В главе об известном прозаике и многолетнем главреде журнала «Знамя» Вадиме Кожевникове Вячеслав Огрызко приводит слова из дневника писателя Даниила Данина от 16 сентября 1967 года:

«<Супруга Кожевникова> сказала однажды о Вс. Иванове – “какой же он писатель, если у него нет никакой власти!”»

Фотография Вадима Кожевникова

Кстати же, главка про самого Всеволода Иванова называется достаточно жестоко – «Никого не любит». Вячеслав Огрызко умело интригует уже в самом её начале:

«В 1922 году критик В. Львов-Рогачевский назвал Всеволода Иванова в журнале «Современник» новым Горьким. Писатель, похоже, в это быстро поверил и со временем захотел стать преемником великого классика. Для достижения своих целей на что он только не шёл. Сколько раз, к примеру, Иванов мифологизировал собственную биографию. Но кого он в итоге обманул? Только сам ещё больше запутался. Второго Горького из него так и не вышло».

Фотография Всеволода Иванова

Дальше Вячеслав Огрызко рисует противоречивую картину, где Всеволод Иванов предстаёт в качестве фигуры то громадной, то ничтожной. Вот и выясняется, что понять подлинный масштаб этого классика – дело совершенно невозможное.

То в письме Корнею Чуковскому Зощенко назовёт Иванова «единственно хорошим писателем», Пастернак добавит: «Думаю, что огня и гения больше всего у Бабеля и Всеволода Иванова», а Николай Асеев подытожит: «Всеволод Иванов определился как крупнейший и продуктивнейший из современных беллетристов».

То сообщается, что «большинство писателей его за непомерную амбициозность возненавидели» и приводятся беспощадные реплики – сначала от Пильняка: «Всеволод Иванов никого не любит. Он сделал ставку на Алексея Максимовича и думает стать его преемником, но этого никогда не случится», потом от Александра Фадеева: «Неучастие в борьбе с немецкими разбойниками!», наконец, от породившего майора Пронина прозаика и редактора Льва Овалова: «Говоря правду, это скорее, плохие рассказы; эти рассказы Вс. Иванова – слабое подражание гениальному Э. Т. А. Гофману, времена которого в искусстве безвозвратно прошли. Весьма сомнительная фантастика в рассказах Вс. Иванова переходит в неоправданную и несмелую мистику, которая в наши дни никого не устраивает».

Фотография Льва Овалова

Почему так? Всеволод Иванов, как ни крути, был «писателем для писателей». Самое «демократичное» его достижение – постановка пьесы «Бронепоезд 14-69» в МХТ. А впрочем, что может быть элитарнее театрального искусства с его переусложнённым художественным языком и предельно ограниченной аудиторией? Вот и экспериментальный роман Иванова «У» издали только в разгар перестройки, свалив при этом вину за задержку на советскую власть. Однако Вячеслав Огрызко публикует объёмную внутреннюю рецензию Евгении Леваковской, благодаря которой ещё в 1960-е была заблокирована публикация этого «У» в журнале «Москва»:

«…Думаю, что и много лет тому назад роман этот не случайно не был опубликован… Вс. Иванов никогда не был писателем особенно лёгким для восприятия и это свойство, естественно, не может быть поставлено ему в вину как литератору. Но роман «У» уже до такой степени усложнён и запутан и по замыслу и по форме, что, – я в этом уверена, – значительной частью широкого читателя просто не может быть понят. Себя я тоже отношу к этому контингенту, мне просто было трудно дочитать это произведение до конца. Изложить сюжет романа не представляется возможным… Чрезвычайно утомляет многословность, витиеватость, не побоюсь сказать – манерность самой манеры повествования… Все эти обстоятельства заставляют меня высказаться против опубликования романа на страницах «Москвы», несмотря на всё уважение, с которым я отношусь к имени Всеволода Иванова».

О других литераторах

Фотография Анатолия Иванова

Куда выгоднее смотрятся в сборнике такие его герои, как Анатолий Иванов (тираж одного только «Вечного зова» к 2000-му году перевалил за 32 млн. экз.; что уж говорить про «Тени исчезают в полдень», которые по сию пору переиздаются/читаются без устали), Виль Липатов, Всеволод Кочетов, Станислав Куняев. Это всё – по преимуществу писатели, ставшие в определённый момент главредами или литературными функционерами.

Фотография Виля Липатова

Однако, по большей части сборник рассказывает о людях, которые не имели собственного большого литературного успеха и, соответственно, широкой известности, зато оставили заметный след в качестве организаторов литпроцесса. Здесь и отец легендарного советского философа Эвальда Ильенкова, редактор отдела прозы послевоенного «Октября» Василий Ильенков, и автор лишь одной известной книги, сменивший Валентина Катаева на посту главреда «Юности» Борис Полевой, и главред журнала «Москва» Евгений Поповкин, впервые опубликовавший на страницах вверенного ему издания потаённый до той поры роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита».

Фотография Всеволода Кочетова

Вячеслав Огрызко балансирует в своих очерках литературных нравов давно ушедшей, но такой притягательной эпохи – на грани скандала. Читать его книгу легко, а порою попросту смешно:

«Роман Фёдора Панфёрова «Раздумье» был опубликован в седьмом, восьмом и десятом номерах «Знамени» за 1958 год. Читающий мир был в ужасе… В конце 1958 года редакция журнала «Знамя» выдвинула роман «Раздумье» на соискание Ленинской премии».

 Фотография Федора Панферова

Каталожная карточка книги