Писатели забытые и возрожденные

«Русский секрет» - так называлась пьеса Владимира Константинова и Бориса Рацера, которая с 1974-го успешно шла на сцене Тульского драматического театра. Впрочем, шла она практически во всех крупных театрах тогдашней РСФСР и вдобавок в русскоязычных театрах союзных республик. Поскольку эта залихватская вещица двух самых распространённых советских драматургов с песнями Владимира Дмитриева - фактически оперетта - была основана на сюжете «Левши», иногда её соответствующим образом переименовывали. Во всяком случае, на сцене ТДТ я смотрел её в раннем детстве как раз под названием «Тульский секрет».

То было весьма удачное переименование, акцентировавшее тульский региональный опыт. Вспомнил об этом на Круглом столе «Писатели: забытые и возрождённые», состоявшемся в Доме-музее В. В. Вересаева 28-го февраля 2025 года. Круглый стол был приурочен к 180-летию тульского писателя Гавриила Александровича Хрущова-Сокольникова и поднял невероятно важную тему «региональной литературы». Участники выступили с докладами о творчестве и судьбе не только Хрущова-Сокольникова, но и служившего в Туле Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина, отдыхавшего с семьёй в Одоеве Бориса Леонидовича Пастернака, родившегося в Тульской губернии поэта и переводчика Николая Леопольдовича Брауна, родившегося в Одоевском уезде и учившегося в Тульской гимназии Пантелеймона Сергеевича Романова. Были содержательные доклады о гораздо менее известных А. А. Елькине, В. М. Галкине, А. А. Демидове, П. С. Сухотине и К. Т. Ванине. Автор этого материала, в свою очередь, выступил с сообщением о недопонятой и, соответственно, недооценённой повести Николая Москвина-Воробьёва «Гибель Реального».

Расширение «тульского литературного мифа»

Стало очевидно, что полувековой давности термин «тульский секрет» можно и нужно ввести в активный оборот, даже канонизировать. Особенно в свете того, что Тула активно включилась в борьбу за статус «региональной музейной столицы России». Необходимо обрушить на гостей города, да и на самих туляков, лавину документально подтверждённой и даже мифопоэтической информации, которая создаст городу репутацию «интересного места», «Места Силы». К примеру, «здесь происходили в целом доброжелательные стычки между учащимися Коммерческого и Реального училищ», «а эта уличная водоразборная колонка и её окрестности подробно описаны в знаменитом романе Константина Федина», и тому подобное.

«Тульскому мифу» пора уже расшириться за границы трёх-четырёх общеупотребительных стереотипов, ведь выясняется, что оснований для подобного расширения предостаточно. В этом тексте акцентируем лишь одну внезапно обнаруженную особенность текстов тульского происхождения. У некогда родившегося/выросшего в Туле прозаика Николая Москвина-Воробьёва и родившегося в Новгороде, но с юности по сегодняшний день живущего/творящего в нашем городе поэта Алексея Дьячкова отыскался схожий художественный приём, который позволяет объявить о существовании «тульской школы художественного письма», не меньше.

Повесть Москвина, как мы показали в предыдущем литературном обзоре, можно прочитать двумя совершенно разными способами. А именно: одна оптика – вульгарно/социологическая – будет, если пользоваться в качестве шифровальной отмычки названием 1969-го года «Конец старой школы», и совсем другая оптика – символического порядка – возникает, если пользоваться исходным названием от 1931 года «Гибель Реального». Но почти каждое стихотворение Дьячкова также требует от читателя правильного выбора шифровального ключа. Покажем это на примере его выдающегося текста прошлого года «Сын» (см. журнал «Урал» №4, 2024), который пока не вошёл в сборники поэта.

«Тульская школа художественного письма» на примере одного стихотворения

Идёт методичное нанизывание определений в отношении некоего совсем молодого человека. Определения зачастую противоречат друг другу, что вызывает у неподготовленного читателя оторопь. Ближе к финалу едва заметно и с некоторым интервалом проскальзывают два речевых оборота с одним и тем же глаголом «обещает»:

Тот, кто к этому моменту догадался, что перед ним своеобразная головоломка с тульским секретом, будет сполна вознаграждён высокими/глубокими смыслами в последнем четверостишии:

Стихотворение очевидным образом построено как смешение голосов, как нервная разноголосица. Итоговый оборот «держит обещание», очевидно, относится к фразе «обещает не срывать стоп-кран». Он, похоже, принадлежит сознанию любящего родителя, скорее всего, отца. Оборот этот переводит буквальное обещание хулиганистого, судя по всему, паренька-сына - не срывать в конкретной поездке железнодорожный стоп-кран - в символическое измерение.

И вот теперь, после дешифровки, формула «не срывать стоп-кран» означает уже следующее: «Ни за что не останавливаться в процессе настойчивого и, да, сопряжённого с рисками поиска собственного Жизненного Пути». В финальных строках временные рамки раздвигаются на десятилетия. Получается, что это самое любящее родительское сознание бережно отслеживает сына «до седин», с удовлетворением отмечая, что сторонние наблюдатели – поверхностные школьные учителя и прочие равнодушные к внутреннему миру мальчика «воспитатели» - оказались неправы. С их точки зрения опасный паренёк должен был непременно стать «ханжой и лодырем». «Строит рожи. Отстаёт в развитии» - вот голоса «чужих» из первого четверостишия, не обещавшие родителям в отношении сына ничего хорошего. Оставаясь до седин «трудным» и «неуправляемым» извне, парень, тем не менее, сохраняет внутренний стержень, продолжая трудную и опасную работу по сохранению человеческого достоинства.

Это, в сущности, великое стихотворение – замечательный вклад в копилку тульских культурных ценностей. Вероятно, одно из самых лучших за всю историю региональной «тульской литературы», да что там - за всю историю русской поэзии! Его формальная изощрённость поражает и восхищает. Его новаторство очевидно. «Головоломка с секретом» здесь не для того, чтобы «образованность показать», а для того, чтобы упаковать в короткую лирическую форму огромное количество универсальных психотипов, драматических коллизий, жизненных сценариев. Чтобы поверить презренную «прозу жизни» - высокой гармонией.

Опыт автора: столица и провинция

В 2000-м году автор этого текста вернулся в родную Тулу, разочаровавшись в Москве и столичной «культурной общественности». Меня, однако, тотчас выцепил из среды кинокритиков главред «Нового мира» Андрей Василевский, предложив писать в легендарный журнал регулярные кинообзоры. Я засомневался, но в знак уважения к объективности его суждений, отправился из Тулы в Москву на предварительные переговоры. Не имевшая обо мне никакой информации, кроме той, что я «региональный автор», завотделом критики Ирина Бенционовна Роднянская, печатавшаяся в «Новом мире» ещё при Твардовском, корректно, но жёстко попросила меня писать о кино в том ключе, в каком делает это… вездесущий Дима Быков (*Министерством юстиции Российской Федерации Дмитрий Быков внесён в реестр иноагентов).

Я оторопел. Во-первых, о кинокритике Дмитрия был, мягко говоря, самого плохого мнения, не относя его тексты в этом жанре даже и к «среднему качеству». Но главное, с порога почувствовал априорно пренебрежительное отношение столичной пишущей дамы к человеку из провинции. Она видела меня первый раз, ещё ничего из меня не читала, но уже ставила в пример столичного борзописца из общей с нею салонной действительности. Быков теперь в смертельной обиде на Родину и в добровольном заокеанском изгнании, Роднянская отметила в начале этого года 90-летний юбилей, я же читаю по преимуществу старых и новых тульских авторов, всё чаще отыскивая как у старых, так и у новых - перлы словесности, подмечая выразительные стратегии, характерные единственно для тульского региона.

«Тульский секрет» определённо существует. В оружейных мастерских и в конструкторских бюро, в редакционных коллективах и в персональном сознании тех туляков, что «не сдаются, держат обещание». «Тульский секрет» дорогого стоит. Объективные сторонние наблюдатели понимают это не хуже нас с вами, а спесивых-сторонних на родной земле так легко игнорировать.

Региональная специфика в мировой литературе

Впрочем, тема «региональной специфики» близка психически нормальным людям в разных концах света. 25-го марта весь читающий мир будет отмечать 100-летний юбилей гениальной американской рассказчицы Фланнери О’Коннор. Эта убеждённая католичка, родившаяся и прожившая всю свою, к сожалению, недолгую жизнь на протестантском Юге, в одном из своих проницательных эссе отмечала: «Если писатель не полный псих, он стремится к общению, а для этого желательно находиться внутри общества, а не вне его. Одной из причин расцвета южной прозы является умение наших лучших писателей это делать. Среди них нет обозлённых индивидуалистов и изгоев, которым не хватает кислорода. И в сравнении с другими писателями нашей страны потребность южанина в перемене места минимальна. Более того, даже если он всё‐таки куда‐то уехал и там задержался, такое положение дел угрожает нарушить равновесие между истоком событий и самими событиями, между суждением и созерцанием, которое столь необходимо, чтобы его проза выходила правдивой. Воображение одиночки легко искажается мысленным созерцанием, но у писателя, сохранившего связи со своей средой, такая проблема возникает крайне редко».
Тула и её широко понимаемые окрестности – наилучшее место для поддержания нашего психического равновесия. А неразгаданных, но одухотворяющих «тульских секретов» из прошлого и настоящего хватит не только нам самим, но ещё и нашим детям, и внукам.