В сборнике под названием «В кружащей лодке» (Москва: Эксмо, 2019. – 224 с. – [Поэзия подарочная]) конкретно этих строк нет, и всё же послевкусие от сборника именно такое:

Хитри, отступай, играй, кружись,
Сживая врага со свету.
А что же такое жизнь? А жизнь -
Да просто дуэль со смертью.

Юрий Ряшенцев – это поэт, сочинивший и сборник «В кружащей лодке», и все песенные тексты к фильму про мушкетёров, откуда приведённая цитата, и много чего ещё. Например, создавший совместно с режиссёром Марком Розовским инсценировки «Бедная Лиза» (1973) по Николаю Карамзину и «История лошади» (1975) по Льву Толстому, вошедшие на правах непререкаемых шедевров в репертуар легендарного ленинградского БДТ. Хотя центральный факт его творческой биографии - многочисленные рок-оперы, просто оперы и даже мюзиклы, которые сочиняли на его либретто такие корифеи, как Эдуард Артемьев, Давид Тухманов, Георгий Гаранян, Виктор Лебедев, всё тот же Максим Дунаевский.

Между прочим, по признанию самого Ряшенцева, легендарное лирическое заклинание «ланфрен-ланфра» из картины про гардемаринов – «ничего не значащая абракадабра, часто используемая в старинных французских песнях; то же самое, что ”ой-люли” в песнях русских». После книги «В кружащей лодке» у Ряшенцева вышло ещё два сборника стихотворений (2020 г., 2021 г.), а человеку - на минуточку - буквально на днях, 16-го июня, исполнилось 93 года! Мушкетёрская дуэль со смертью в самом разгаре, и сдаваться Юрий Евгеньевич не собирается, изящно иронизируя:

Жизнь моя долга и непроста.
Но судьба дала по щедрой смете.
Ты вчера желал мне жить до ста.
Разве ты мне хочешь скорой смерти?

Вообще говоря, в этой книжке Ряшенцев являет такое мастерство стихосложения, что дай Бог каждому рифмоплёту. Однако же, он не пустозвон-версификатор: форма у Ряшенцева традиционная, содержание серьёзное. В основном поговорим именно о содержании.

Люди в массе своей редко читают стихи за пределами школьной программы, а жаль: стихи дают фактически слепок живой души и позволяют, таким образом, попробовать на зуб, на слух и в какой-то мере на глаз – важнейшую философскую категорию «Другой». В жизни люди по большей части притворяются, и потому о «Другом» у нас складываются причудливые, чаще всего ложные представления. В стихах же человек, как на ладони. Особенно, если речь идёт не про тщательно отобранное «Избранное», а про очередной сборник, куда автор, сам не успевший разобраться, что удалось, что не удалось, - втиснул весь поток своего текущего сознания. Такова и книжка «В кружащей лодке»: в ней всего одно выдающееся стихотворение – из него как раз и взят речевой оборот для заглавия; остальные же стихи – потоковые, вровень с самым неискушённым и даже с самым невнимательным потребителем. Это счастливое обстоятельство даёт нам, читателям, индульгенцию на отпущение «греха непонимания». Непонимания по мелочам. Однако, центральная идея сборника, равно как и главная тайна авторской души, являют себя очень скоро и смело.

Ряшенцев, кажется, из «очень хорошей», некогда привилегированной семьи. Чего стоят в этом смысле такие стихотворения, как «Подмосковная дача» («Командирская дача/ Вдрызг растоптанный быт…»), «Книжный шкаф» («Книжный шкаф, чужих раздумий замок/ тёмный и загадочный, как амок…»), десяток других, схожих. Однако, в 1938-м был репрессирован и погиб родной отец, а отчим, фамилию которого и принял юный Юрий, был репрессирован уже в 1949-м. Осознать, каким образом это всё бывало, и к каким душевным последствиям приводило, человеку иного поколения, из другой социальной страты - фактически невозможно. Между тем, у юноши навсегда остаются жгучая обида с тяжелейшей травмой. Невероятно успешный и в социальном, и в творческом плане, виртуозно стилизовавший мушкетёрскую браваду поэт, даже и нацелившись на столетний юбилей, как выясняется, - дезориентирован, растерян, разочарован. Столь сильные душевные раны не лечатся ни деньгами, ни фанфарами. Вот оно, ключевое стихотворение сборника, в котором мерцают и тема беззаконного протестного бунта под личиной Емельяна Пугачёва, и мотив иррационального кружения лирического героя на одном и том же гиблом, получается, месте:

Мне с тобою, голубое удалое весло,
не скажу, что жизнь — хоть в петлю, а — не повезло.

Ты сломалось, зацепившись за гиблый порог,
о каком предупреждал меня залётный нырок.

Вот кружит на месте лодка над донной травой.
Как зовут-то эту реку — отзовись, кто живой.

Под крылом гнилого пара ты вода иль беда?
Отплывал — звалась Сакмара. Так ведь это когда…

В нашем царстве, вольном, диком, как поймёшь, что — потом?
И Урал, вон, был Яиком. Емельян был Петром.

Здесь и смерть ещё не выход. И жизнь — не мёд.
И сидишь в кружащей лодке, ни жив ни мёртв.

Этот поначалу прозрачный и где-то даже «примитивный» стих вмиг переводится посредством одной-единственной виртуозной финальной рифмы в режим «цветущей сложности» - как структурной, так и метафизической. Так работает настоящая поэзия: стихотворная «техника» становится в решающий момент смыслообразующей категорией.

Что была за формация? Молодость.
Положение? Раб своих чувств, -

Юрия Ряшенцев создаёт в этой книге хронику собственной большой жизни. То ли жалуется, то ли хвастается («Демонстрация»):

Шли мы за колонною колонна,
свой восторг не в силах превозмочь,
каждый пятый или сын шпиона,
или же вредителева дочь.

То ли ехидничает, то ли отчаивается («Крым»):

Как Христос, мы ходили себе – не тонули
по карадагской воде…
Ну, ладно, Крым мы вернули.
А молодость – где?

В каждом, однако, стихотворении различим живой голос проблемного, но субъективно честного человека, которому надо до срока успеть разобраться со своим отчаянием и выбраться, наконец, на прямую, не обязательно уже «финишную»:

Пора бы остановиться, но не могу.
Если вдруг остановишься на бегу,
дыханье будет натужное, не твоё –
что это за дыханье, подлог, враньё…

Тот великий мучительный урок, который преподаёт эта книга редкому терпеливому читателю, пригодился бы каждому из нас: кому раньше, кому позже, но без вариантов:

Старость – как детство: не хочется рано вставать.
Снова дремоту никак не могу одолеть я.
Времени чудо-машина, а проще кровать,
снова меня унесла к середине столетья.

…………………………………………..

Яблоки юных коленей летают в тени,
«прыгалки» свищут, всю тень на круги рассекая…
Кто я такой, чтоб вторгаться в минувшие дни?
Чтобы меня не пускать в них – да кто ты такая?

А впрочем, ответ на все свои вопросы, претензии и недоумения поэт уже дал в своём самом знаменитом, всенародно известном опусе:

Пока-пока-покачивая
пеpьями на шляпах,
Судьбе не pаз шепнём:
«Merci beaucoup!»

Эта песенка была создана на пари с Марком Розовским, когда мы были с ним в Коктебеле. Он меня всё время подначивал: «Замечательные ты песни написал, но ведь это всё для интеллигенции, а ты ведь не можешь написать такую вещь, чтобы её в кабаке пели и играли». Мы шутили с ним на эту тему. И я, сидя и покачиваясь в кресле, довольно быстро придумал слова, которые являются шлягвордом этой песни. А потом в Москве Розовский показал текст Максу Дунаевскому, который поставил его на пюпитр и тут же сыграл популярную теперь мелодию. 

(Юрий Ряшенцев)

Завидный творческий диапазон: от популярного телефильма и «кабака» до элитарного, но не бессмысленного поэтического сборника.

✤✤✤✤✤