Другие читают фантастику, где сам чёрт, как говорится, ногу сломит, а заодно доверчивому читателю мозги куда-то не туда вправит. Третьи, кто много о себе воображает, идут по совсем уже привилегированному списку авторов, вроде того, который со слов философа Дмитрия Хаустова приведён в нашем предыдущем литературном обзоре: Джойс, Кафка, Пруст, Музиль, Томас Манн…
Однако со всем уважением и к модным спискам, и к культовым авторам, заметим, что в книгах перечисленных видов и жанров доминируют всё же не вполне литературные стратегии. Так, любовные романы элементарно возмещают читателю(-нице) недостаток романтических отношений в собственной повседневности. Исторические блокбастеры заманивают в прошлое, обещая приобщение к некоему будто бы «золотому веку». Фантастика, как правило, удовлетворяет людей, которые из принципа или из вредности ищут какую бы то ни было «альтернативу». Ну, а козырять знанием элитарного литературного материала – священная обязанность тех, кто замыслил побег из сонного провинциального царства в престижный мир столичной суеты.
Но сегодня хочется немного поговорить о литературе, которая по преимуществу есть искусство связной осмысленной русской речи, но которая не берётся при этом задавать предельные вопросы, как тексты Льва Толстого или Фёдора Достоевского. Которая, в то же время, не силится удивлять любой ценой, зачастую оборачиваясь искусственной, даже и синтетической прихотью ума, наподобие современных, да и классических детективов. Поговорим о литературе, которая просто рассказывает – о простых вещах и незамысловатых, казалось бы, людях; о литературе, которая не имеет совершенно никакого желания быть «больше литературы».
Такие редкие на самом деле книги, в сущности, предъявляют нам чудо: за счёт утончённой и мало заметной обработки простых вещей, простых событий и, наконец, самых обыкновенных слов и фраз, они превращают столь знакомый русский язык – в целебный речевой поток с поэтическими воронками и метафизическими водоворотами; обращают голые, опять-таки знакомые, даже и заурядные факты – в магические формулы. Такие книги вполне похожи на «Букварь»: «мама мыла раму», «Савка и Гришка сделали дуду» – вроде бы просто до неприличия. Однако же, из сцепления простых и общеупотребительных речевых фактов возникает новая загадочная реальность.
Мы одновременно опознаем элементарные предложения из «Букваря» в качестве рабочих «средств языка» и – проваливаемся в какую-то вполне себе волшебную вселенную, которая притягательна, комфортна, уютна, но и психологически достоверна, туда, где слова заменяются выразительными и убедительными «картинками». Но, повторимся, и словесная фактура, речевая элементарность – никуда из поля зрения и сознания при этом не деваются. Русский язык манит, завораживает, обманывает, однако присутствует во всей своей вещественности.
Небольшая повесть советского писателя Анатолия Наумовича Рыбакова «Приключения Кроша» (1960) – блестящий образец подобной «чистой» литературы. Роскошная проза для гурманов. Хотя тематика вроде бы плёвая, а сюжетика бросовая. Школьники проходят производственную практику на ближайшей к школе автобазе. На базе немножечко воруют. Ну, ладно, скажем вам мягче – подворовывают. Некоторые школьники – а точнее принципиальный, хотя не слишком, похоже, умный Сергей Крашенинников, в просторечии Крош – азартно борются с хищениями на производстве.
И чем же это заканчивается? Ничем хорошим, в общем-то, не заканчивается:
«– Ага, вот он, – сказал директор. – Крашенинников, так?
– Так, – пролепетал я.
– Были заскоки?
Я молчал.
– Были, – сам себе ответил директор. – К аварии руку приложил?
– Приложил, – признался я.
– Ну вот! А потом явился в кабинет и начинает устанавливать свои порядки. Если каждый начнёт меня учить, что же получится? Вы ещё молодые, зелёные, вам самим ещё надо учиться. А учить других ещё придёт ваше время. Но в целом хорошие ребята! А что касается Крашенинникова, то по-простому, по-рабочему, я так скажу: молодец Крош! Честный парень! Давай, Крош, действуй!
Обругал меня, а потом назвал молодцом.
Где логика?»
Занавес. Оказывается, это была
Впрочем, направление движения становится понятным уже на втором абзаце повести: «Ночью машины длинными рядами стоят на пустыре. Их охраняет сторож. Завернувшись в тулуп, он спит в кабине. В случае какого-нибудь происшествия его могут сразу разбудить. Могут, например, сообщить ему, что ночью что-нибудь украли». Блеск, очень смешно, хотя юмор тонкий, завуалированный. Смотрите: по форме тут элементарный «букварь», но по содержанию сложносочинённая правда жизни. Сторож ничего, в сущности, не сторожит и ни на что не влияет. Будят его только тогда, когда тёмное дело завершилось.
Сторож ни на что в подлунном мире не влияет, как и все мы. Хотя за деньги и с ярко выраженным чувством выполняет соответствующие функции. При этом формальная простота текста в духе «букваря» – блокирует социально-политические трактовки. Оказывается, вещь Рыбакова это лишь умело стилизованная под «детские побасенки» вещь о человеческом уделе как таковом. А сам Крош – это человек как таковой с обязательными для него гордостью, глупостью, самомнением, бессмысленной ревностью к ухажёрам за красавицей Майкой Катанской, но при этом ещё и с неугасимым светом в большой и чувствительной душе. Вещь Рыбакова немножко напоминает легендарные философские повести Вольтера, немножко «Капитанскую дочку» Пушкина, но в целом это совершенно самостоятельное и, по нашему разумению, гениальное произведение.
А впрочем, «Приключения Кроша» – вещь внешне настолько непритязательная, что определения «гениальная» или даже «выдающаяся» ей определённо не идут. «Хорошо сделанная вещь». «Славная повесть». А ещё лучше и адекватнее будет так – «вещица, что надо».
Ещё она местами похожа на широко известного Зощенко и на куда менее популярного Голявкина: сначала стремительно разгоняется некий концепт, как вдруг решительно-простодушным образом концепт опровергается в духе «потом, правда, оказалось, что дело обстоит не так, как вначале казалось». Но Зощенко, Голявкин или сильно преувеличенный Жванецкий – спецы по малым литературным формам и по большей части писатели комикующие. А Рыбаков мастер долгого дыхания и вдобавок не старается рассмешить, а просто выворачивает так называемую объективную реальность наизнанку.
«…У нас в школе одно время даже учился один такой, в восьмом и девятом классе. Все знали, что он бандит. Мы были тогда совсем ещё маленькие, с интересом смотрели на него. Потому что если всем известный бандит открыто учится в восьмом классе, значит, и взрослые его боятся. Потом, правда, оказалось, что он вовсе не бандит. Просто он хотел поступить в пожарники и, лазая по чердакам, заранее тренировался», – этот комический этюд не самоцель, но лишь элемент уникального рыбаковского конструктора.
А до чего хорош уморительно смешной эпизод покупки Крошем в универмаге и в компании неизменного своего приятеля-антагониста Шмакова Петра синих, трикотажных, с резинками наверху спортивных брюк, а потом ещё и подводной маски с ластами! Рыбаков отчасти разоблачает здесь и народившееся в стране общество массового потребления всего и вся, и стадную психологию, но по большому счёту даже и эта весьма привязанная к конкретному историческому времени сюжетная коллизия – тяготеет к экзистенциальному обобщению.
Кстати же, снятый в 1961-м фильм Генриха Оганесяна «Приключения Кроша» с юным Никитой Михалковым в роли проныры Вадима и с гениальным Николаем Парфёновым в роли директора автобазы – к просмотру тоже рекомендуется. Хотя ни в какое сравнение с книгой эта грамотно выполненная кинолента не идёт.
Хотите узнать, кто таков «писатель» в чистом виде, – открывайте «Приключения Кроша». Потом можно ознакомиться с дальнейшими похождениями бескомпромиссного паренька в «Каникулах Кроша» (1966). А заодно перечитать «Кортик» (1948) с «Бронзовой птицей» (1956)…
✤✤✤✤✤