«Никакой человек и никакое техническое достижение не заставят отказаться от живых концертов и живых спортивных мероприятий. Мы социальны и любим собираться вместе, даже нуждаемся в этом, – настаивает Джон Мосери, знаменитый дирижёр и педагог, выпустивший в 2017-м книгу «Маэстро и их музыка», которую перевели на русский уже в 2019-м. – Дайте людям повод пережить что-нибудь вместе, и они согласятся на что угодно».

Русское издание подоспело в этом смысле вовремя — прямо к открытию в библиотеке Виртуального концертного зала, и, между прочим, «чего угодно» у нас точно не будет, только лучшее. Ведь неслучайно вышеприведённый абзац Мосери заканчивает цитатой из легендарного кинопродюсера Сэма Голдвина: «Если уж люди не захотят прийти, нет способа их заставить».

Роскошно изданный том с подзаголовком «Как работают великие дирижёры» (в оригинале лучше: «Искусство и алхимия дирижирования») написан настолько увлекательно, что вдумчивый человек предпочтёт его любому из детективов. Ведь детективы всё-таки предсказуемы, а полёт творческой мысли Мосери – нет. Он виртуозно чередует тонкие наблюдения за великими музыкантами с теоретическими штудиями и байками из жизни больших оркестров. Хочется слушать фонограммы, смотреть соответствующее видео, перепроверять, составлять собственное мнение.

Их нравы:

«В 1920 году Тосканини судили за нападение на скрипача из его оркестра в Турине. Дирижёр сломал ему смычок и ударил в глаз дирижёрской палочкой. Обвинения сняли, потому что Тосканини "был приведён в экзальтацию своим гением", а значит, не собой. Газета Washington Times посвятила этому целую полосу в номере за 18 января, где ссылалась на современного психолога, некоего профессора Пастора, который свидетельствовал, что бессознательное Тосканини действовало как мать, способная на всё, чтобы защитить своего младенца. Этот аргумент послужил оправданием для дирижёра, который набросился на скрипача, фальшивившего на репетиции Девятой симфонии Бетховена. Профессор Пастор сказал, что исследовал случай Тосканини и обнаружил: иногда этот выдающийся дирижёр настолько погружается в священное безумие, что нормальная личность покидает его».

Их манеры:

«Леонарда Бернстайна знали как прыгуна. Движения его бёдер были эквивалентом пластики его молодого современника Элвиса Пресли. Мой брат как-то описал Бернстайна, дирижирующего "Весну священную", как "человека, который пытается застегнуть ширинку без рук". Бернстайн признавался, что ему очень не нравится, как он выглядит на киноплёнке или в видеозаписи, но говорил: "Когда я делаю то, что делаю, получается звук, который я хочу услышать"».

А чего стоят описания творческого противостояния всё того же Бернстайна, одного из учителей автора, с Гербертом фон Караяном, с легендарной меццо-сопрано Мэрилин Хорн и даже с самим Гленном Гульдом! Выясняется, что за право на собственную интерпретацию и дирижёру, и музыкантам почти всегда приходится яростно бороться. Поединки боксёров или знатоков из «Что? Где? Когда?» рядом не стояли. Курьёзов здесь тоже хватало: не надеясь, что музыкальный мир признает его первенство в споре с Караяном, Бернстайн принялся публично упирать на то, что австрийский коллега «на сантиметр ниже».

Но главные места в этой книге, конечно, те, где Мосери поэтично повествует о профессиональных тайнах, даже о таинстве:

«То, что мы делаем во время живого выступления, определяется многими факторами, не имеющими значения для слушателя, который сидит дома. Самый важный из них – сила тишины. Эрих Лайнсдорф писал, что тишина лишена смысла в записи, но является важнейшим эффектом во время концерта – из-за эффекта, который она оказывает на публику. Тишина разграничивает звук. Пока она продолжается, всё, что было услышано ранее, срастается в сознании слушателя. Также она показывает, что скоро случится нечто (пока никому не известное)… Когда Рихард Вагнер написал вступительные такты "Тристана и Изольды", он пометил темп как "медленно и томительно". Это экстраординарно само по себе… Публика слышит мелодию из всего-навсего семи нот, и вторая нота длится пять медленных долей. Её длина становится понятной только тогда, когда звучит третья нота. И когда эта таинственная нота теряется в гармонической дымке, совершенно размывающей её функцию и высоту, за ней следует не просто небольшая пауза, а тишина в течение семи долей. Для слушателей эта пауза словно чёрная дыра, и когда начинается вторая фраза, тогда и только тогда у них появляется ощущение огромности временных масштабов мира, созданного в опере. Как и многие достижения Вагнера, этот смелый вступительный жест повлиял практически на всех, кто писал музыку после него».

Итак, в секторе литературы по искусству ждёт своего читателя великая книга, предъявляющая классическую музыку в качестве трудной, но безукоризненно красивой, а вдобавок совершенно необходимой всякому толковому человеку тренировки ума и души.

✤✤✤✤✤