У громадного и эклектично-всеядного издательства «Эксмо» есть подразделение fanzon, которое аттестует себя следующим образом: «Издательство интеллектуальной фантастики. Мы выпускаем авторов, проверенных временем и открываем новые имена. Работаем с экспертами-переводчиками, редакторами и художниками. Наши книги способны удивлять». Способны, это верно, подтверждаем.

В художественном абонементе ТОНБ немало фантастики от fanzon, а будет – едва реализуются предзаказы – ещё больше. Представляем сегодня одну из самых удивительных книг серии – «Город и город» (2009, изд. на рус. 2020) британского писателя Чайны Мьевиля. На переднюю и заднюю обложки вынесены следующие его награды:

– Премия «Хьюго»,

– Премия Британской ассоциации научной фантастики,

– Всемирная премия фэнтези,

– Премия Артура Ч. Кларка,

– Премия «Локус».

Сам Мьевиль в благодарственном послесловии называет тех, кто служил ему образцами сюжета и стиля: Рэймонда Чандлера, Франца Кафку, Альфреда Кубина, Яна Морриса и Бруно Шульца. «Город и город» выходит в серии «Странная фантастика», а эпиграфом к роману Мьевиль выбрал следующий фрагмент из «Коричных лавок» Бруно Шульца, который ни разу не фантаст: «Там, в глубине города, открываются, так сказать, двойные улицы, улицы-двойники, улицы лживые и обманчивые». Похоже, «Город и город» – это разросшаяся до большого объёма изощрённая импровизация на базе этого вполне себе скромного исходного материала.

Главный герой – инспектор полиции Тиадор Борлу, у которого есть в двух разных городах два полицейских помощника: женщина Корви и мужчина Дагг. Полицейский Борлу расследует по долгу службы убийство некоей женщины. Сначала думали, что она проститутка, потом выяснилось, что интеллектуалка. На пути расследования преступления Мьевиль пунктирно воспроизводит какие-то наработки Рэймонда Чандлера, однако Чандлер, думается, это подражание себе не одобрил бы: скучновато, дежурно. Просто потому, что детективная линия – чисто декоративная.

На самом деле Мьевилю важно утвердить/овеществить некую парадоксальную выдумку, и главные его усилия направлены на то, чтобы убедительно описать тот пространственно-временной парадокс, который характерен для городов Бешель и Уль-Кома: они как бы совпадают, но в то же время принципиально разнятся. В каждом из городов живёт своё отдельное население, стоят свои здания и разбиты свои отдельные клумбы. Ну, как «свои»: насколько понял автор обзора, здания, клумбы и дороги общие в материальном смысле, зато отличаются принадлежностью к Бешелю или Уль-Коме в смысле психологическом. Нельзя под страхом сурового наказания фокусироваться на людях и на предметах из чужого города. А если сфокусируешься, иначе говоря, «развидишь» их, тут же явится некий Пролом (хорошо ли переведено? Как там в оригинале? – И. М.), заберёт тебя в свои подвалы и будет судить там свирепой «тройкой». По крайне мере, так считается.

Никто ещё из лап Пролома не возвращался. И, кстати, если по неопытности (приезжие иностранцы) или по невнимательности вполне «развидишь» нечто чужое, то словно бы проломишься в чужую реальность. Сначала психически, но следом уже и в материальном смысле. Итак, едва ты осуществляешь свой частный пролом – тут же является наказывать тебя никому здесь не подконтрольный большой Пролом, уф-ф. Первоначально читать всё это невыносимо, но потом, когда разберёшься в правилах игры, становится занятно. Потом даже интересно. Мечешься от одного города к другому, а скоро выясняется, что, возможно, между Бешелем и Уль-Комой существует ещё один город – Орсини!

В структурном плане эта книга – полная противоположность «Приключениям Кроша», их так и нужно читать, одну за другой. В книге Мьевиля, в отличие от книги Рыбакова, фактура и структура мира – максимально затруднённые, а ключевые словечки – мутные, двусмысленные, трёхсмысленные. Впрочем, так тоже можно. Мьевилю в его предельно дисгармоничной и несбалансированной книжке удалось схватить мучительность означивания нами, людьми, как материального мира, так и социальных отношений. Всё зыбкое, в сущности бездоказательное: обобщения, социальные теории, глубина Истории, контуры власти и механизмы психологической адаптации. Есть тонкий намёк на то, что порой достаточно изменить фокус зрения, чтобы привычная картина мира внезапно обнаружила свою тотальную условность. Попробуйте, для примера, свести глаза к точке между бровей и уже с этой позиции понаблюдать за окружающим ландшафтом: мир становится пугающе ненадёжным, да попросту незнакомым.

Вот так и с персонажами отчётного романа. Нашего человека Пролом поначалу заставляет вспоминать Зону из «Сталкера»: «Пролом карает только за одно нарушение – за экзистенциальное неуважение к границам Уль-Комы и Бешеля», «Верь в Пролом, учили нас, не-смотри и не упоминай про работающих улькомских карманников или грабителей, даже если ты их заметил, находясь в Бешеле, потому что пролом – более тяжёлый проступок, чем их преступления». И, конечно, Пролом как носитель абсолютной анонимной власти есть переосмысленный Замок из Франца Кафки.

Эта книга, безусловно, выдающаяся. Периодически ловишь себя на мысли, что читаешь… плоховато состряпанную пародию и на детектив, и на пресловутую «странную фантастику». Чертыхаешься, дескать, зачем связался с этой тотальной завиральностью, а Мьевиль твоё недовольство словно бы учитывает и контролирует, подзуживая устами одного из персонажей: «Чтобы въехать в этот бред, вы должны настроить свой разум на особую волну».

Внезапно приходит озарение: похоже, тут дана возможно/примерная конфигурация невидимого мира, схема символического порядка и дополнительно – способы психической адаптации к этим категориям. Допустим, для религиозного сознания очевидно существование «бестелесных сущностей», будь то ангелы или бесы: вон же они, вон, надо только РАЗВИДЕТЬ! А ещё, по неосторожности или по безнравственному недомыслию – если РАЗВИДИТ непотребное – мистически настроенное сознание легко отправляется в опасный «пролом», получая за это по мозгам от всевластного Пролома. Мьевиль моделирует, конструирует, путает и путается сам.

«Приземистые кирпичные здания с чёрно-белыми вывесками, мужчины и женщины в длинных пальто – всё это, словно что-то старое и постоянно возвращающееся, пересекало улькомскую полосу из стеклянных витрин, залитую светом натриевых ламп», – Мьевиль заворожён Большим Городом и модным некогда стилем «нуар». «Ведите нас туда, где толпы, – сказал я. – Там, где больше людей и где два города находятся рядом, они создают помехи, там их сложнее прочитать и предсказать. Это просто элементарная арифметика урбанистики».

Квантовые идеи, квантовой природы сюжет. «Теперь он в равной мере находился в обоих городах. Пешеход Шредингера». По сути, Мьевиль манифестирует символическую природу нашего существования. Эта вещь – о проблеме веры. Один неубедительно прописанный в романе негодяй говорит ближе к финалу, достаточно топорно раскрывая карты автора: «Город только один, и если бы не суеверие и трусость его жителей, мы бы все знали, что город только один!» Почему, впрочем, мы должны становиться на точку зрения негодяя, которого вдобавок скоро прихлопнули? Городов здесь определённо два, а может быть, даже и три, если таки поверить в существование Орсини или даже в то, что Пролом это и есть Орсини, а Орсини – имя Пролома, как, кстати, утверждала погибшая интеллектуалка, из-за которой вся каша и заварилась…

Отличная книга для тех, чьи мозги требуют работы, а душа – плодотворной полемики с титулованным автором.  

✤✤✤✤✤