Книга Билла Каннингема «Модное восхождение» настолько не идет из головы, что вынуждает начать новый обзор цитатою из нее:

«Многочисленные школьные балы и танцы, которые случались в то время чуть ли не каждый день, были для меня настоящим событием. Я одаривал свежими цветами своих любимых (на тот момент) девушек, а девушек я, естественно, выбирал по одежке. Стоило моей пассии надеть недостаточно модное, на мой взгляд, платье – и все, прошла любовь».

По-нашему, это шок! А что, оказывается, так было можно?! На склоне лет вдруг обнаруживаешь, что слишком как-то прислушивался к «душе», приглядывался к манерам, хотя чаще, конечно, к лицу и к воображаемому под одеждой телу. А, выходит, можно было полагаться исключительно на эту самую одежку. Ничего мысленно не совлекая. Имея при этом гораздо лучшие результаты.

Мечтать, как говорится, не вредно! У нас так называемая «мода» как была, так и остается грубым транслятором социального статуса, и только. Никакую персональную подругу жизни по одежде себе не выберешь. То ли дело Париж! Сегодня рассказ про умопомрачительную книгу Аньес Рокаморы «Одевая город: Париж, мода и медиа» (М.: Новое литературное обозрение, 2017. – 224 с.: ил. Серия «Библиотека журнала “Теория моды”», тираж 2 тыс. экз.).

Начнем с того, что книга очень умная. Ее 224 страницы увеличенного формата попросту нашпигованы информацией и аналитикой предельного уровня. В именном указателе с лету находим и Ролана Барта, и Вальтера Беньямина, и Мишеля Фуко, и Пьера Бурдье – европейских интеллектуалов высшей пробы. А кроме них, конечно же, поэты, прозаики, гении словесности: Бальзак, Бодлер, Золя, Малларме, Флобер, Мопассан, Пруст и Жан-Жак Руссо. Не забыты великие французские кинематографисты Робер Брессон, Рене Клер, Эрик Ромер, Франсуа Трюффо. Профессор Лондонского колледжа моды Аньес Рокамора виртуозно монтирует разнородные материалы, подхватывает и развивает чужие темы, мыслит социологически, а если надо, даже и философски.

Ключевые понятия здесь – «символическое производство», «символический капитал».

«Материальное изготовление объектов культуры, по мысли Бурдье, – это лишь одна сторона их производства. Другой стороной является символическое производство, то есть «производство ценности работы или, что то же самое, веры в ценность работы»… Разнообразные институты: журналы, музеи, образование – участвуют в этом процессе символического производства, по мнению Бурдье, – в ходе которого производится также «вселенная доверия», присваиваемого артефактам культуры. Это «институты распространения или сакрализации», учреждающие реальность. Таким образом, «дискурс моды», по мысли Бурдье и Дельсо, есть частный случай «хвалебного дискурса». К этому же типу относятся реклама и литературная критика».

За один только термин «вселенная доверия» Рокаморе можно поставить небольшой памятник: если не на земле, то в ментальном пространстве.

Эта книга поможет

• невероятно расширить кругозор,

• овладеть изощренной научной речью,

• научиться нетривиально мыслить и, по выражению Ломоносова, изящно «сопрягать далековатые идеи»,

• весело и чувственно провести досуг в течение недели.

«Итак, женственный город, город наслаждений – Париж расточает удовольствия, не в последнюю очередь – многочисленным художникам и писателям – мужчинам, запечатлевшим его в своих произведениях. Ведь дискурсивное освоение Парижа в XIX веке осуществлялось главным образом с мужских позиций, и город представал привлекательной женщиной в объятиях мужчины. Да и собственно «парижанка» является в первую очередь плодом мужского воображения. Начиная с Бальзака, Флобера, Золя или Мане и вплоть до Бунюэля, удовольствие, которое вызывает парижанка, – это радость мужчин, присвоивших себе город и его жительниц».

В этой книге предъявлен едва ли не весь актуальный словарь современной социологической науки. Одновременно книга артистична и поэтична.

«Как и фланер, «прохожая» в литературе модернизма вступила в свои права под пером Бодлера, внимательно отыскивающего выражения и воплощения современности в городском пространстве. Сонеты Бодлера провозгласили явление прохожей, в противовес прохожим-мужчинам. Таким образом, у прохожей, по мысли Боулби, есть что-то, чего недостает прохожему: ее статус романтического мимолетного видения, объекта вожделеющего взгляда – как в творчестве Бодлера и Пруста. Прохожая – это городское видение, чье появление пробуждает в наблюдателе – фланере – желание и страсть, эротический импульс, который, однако, останется неудовлетворенным. В самом деле, в отличие от другой обитательницы города, проститутки, тело прохожей располагается на нематериальном уровне видения: «Блистанье молнии… и снова мрак ночной!» – пишет Бодлер – это визуальное удовольствие и эротическое обещание, которым не суждено обернуться сексуальной близостью. Исчезновение изначально заложено в облике прохожей. С ним неразрывно связано могущество ее ускользающей красоты, сила, которой наделяет ее эфемерность… Итак, прохожая спешит, не в последнюю очередь потому, что улица предоставляет мужчинам и женщинам неравные возможности…»

Вот и выходит, что книга эта не столько про «моду» или про Париж, сколько про «город» вообще, про «мужчину» как такового, про «женщину» со всеми ее тайнами и проблемами. У текста Аньес Рокаморы есть разбег, есть поступательная мощь, есть остроумная перекличка художественных мотивов с универсальной повседневностью. Легко узнаешь себя и свое. Даже если никогда не был в Париже.

Когда узнавание достигает максимума, на автомате принимаешься напевать из Максима Леонидова:

Привет! А жить ты будешь долго,
Я вспоминал тебя вот только в обед.
Прости, конечно же, нелепо
Кричать тебе на весь троллейбус «Привет!»

Или:

Я живу теперь и тихо и складно,
Но под вечер, обходя заведенья,
Я ищу в толпе глаза ее жадно,
То ли девочки, а то ли виденья.

И конечно:

Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она,
Чтоб посмотреть, не оглянулся ли я.

В завершение отметим безупречное полиграфическое исполнение: формат, обложка, бумага, шрифт, печать – на предельно качественном уровне.

✤✤✤✤✤